В первые месяцы жизни в Риме Ли Чжан удивлялся, как могут римляне вести такой образ жизни? Ночь они проводят в пьянстве и разврате, а утром отправляются в магистрат, чтобы исполнять должностные обязанности. Были и такие, которые не состояли ни на каких должностях, но с ними-то все было понятно. А вот на решение каких государственных дел были способны чиновники, всю ночь евшие без разбору и пившие без меры - на этот вопрос никто не ответил бы.
Впрочем, посол он на то и посол, чтобы не осуждать образ жизни иных государств, а узнавать его и решать исподволь задачи для благополучия Хань и увеличения его мощи. Но когда Ли Чжану с самого утра принесли приглашение на очередную попойку, настроение у него заметно ухудшилось.
Пир давал Тигеллин, а именно он и являлся теперь правителем Империи, это Ли Чжан уже понял. Поэтому собирался с особой тщательностью и особенно придирчив был в выборе подарка. У римлян не было принято приходить в гости с дарами, но Тигеллин любил подарки, как всякий вельможа, далекий от истин учителя Куна. Для подношения Тигеллину Ли Чжан выбрал вазу из Чосона. Больших трудов стоило довезти ее в целости. Бледно-зеленый фарфор в два слоя, верхний слой ажурный, узор в виде переплетающихся цветов. Подумав, он присовокупил к вазе простой ларец из черного дерева, полный драгоценной в Риме специи - черного перца.
Ли Чжан так и не пожелал менять свой паланкин на римский. Путешествовать, отгородившись от простолюдинов одними ткаными занавесками казалось ему недостойным благородного господина. Его паланкин закрывался деревянными стенками наглухо, с четырех сторон. И изменять своим привычкам посол из Хань был не намерен.
Дом Тигеллина находился на холме Виминал. На Виминале селились древние, но небогатые и незнатные семьи. Но там же стоял и лагерь преторианцев, а Тигеллин не желал находиться далеко от своей армии.
Подарки Тигеллину понравились, хотя он постарался не слишком выказывать радость. Зато сразу посыпал перцем кушанья, стоявшие перед ним.
- Сегодня будем веселиться, Сейрес, - сказал он, хлопая Ли Чжана по спине.  - Хотя Марс и не любит веселья, но мы не любим, когда кто-то, пусть даже боги, мешают нам веселиться!

Женщины в Риме были красивы и развратны. Счастье для глаз, разочарование для сердца. В них не было ни утонченности Си Ши, ни бесстрашия и преданности Ван Цян.* Зная продажность римлянок и то, какой вред красивая женщина может нанести государственным делам, Ли Чжан никогда не брал женщин, которых предлагали ему Тигеллин и другие придворные, опасаясь ловушки. Сначала он отговаривался нездоровьем, потом - религиозными обрядами, которые требовали долгого очищения, как телесного, так и духовного. За год, проведенный в Риме, слуги тайком приводили Ли Чжану женщин, купленных на одну ночь и случайно, всего два раза. И в последнее время он все чаще с тоской вспоминал любимую наложницу Си Дяо.
На сегодняшнем пиру он уже привычно ожидал "подарка" в виде женского тела. И даже вычислил этот подарок - белокурая красавица проплыла рядом с ним, задев волной золотистых волос, мягких, как шёлк. Ли Чжан приготовился к тому, что сейчас Тигеллин начнет нахваливать достоинства "подарка" и уже подобрал слова вежливого отказа, но советник императора не торопился с похвалами. Он сам принялся ловить край прозрачного одеяния красавицы, а поймав, притянул к себе, указав на блюдо со сладостями - крошки белого хлеба, вымоченные в меду со специями, скатанные в шарики и обваленные в молотых орехах. Тигеллин подпер рукой голову и раскрыл рот, предлагая женщине покормить его.
____________________________________
Си Ши и Ван Цян - знаменитые своей красотой женщины, входят в число Четырех Великих Красавиц Китая.

- Я понимаю ваш язык и немного говорю на нем, - ответил Ли Чжан, невольно улыбаясь - так мила была женщина в своем смущении. - Но наши законы разрешают мужчинам есть только из рук любимой жены, поэтому не заставляй меня поступать против моих правил.
Он принял угощение из рук танцовщицы и склонил голову в знак благодарности. Римские сладости, кстати, казались ему слишком приторными. А фраза, которую он произнес, помогала ему уже много раз. Почему-то она действовала на всех женщин, даже самых продажных. И позволяла отказать, не обижая отказом. А женщина была красивая. Ли Чжан уже привык к западной красоте и ее разнообразию, и мог оценить и милое личико с кожей нежной, как розовые лепестки, и светлые локоны, выбившиеся из прически и придающие отчаянно юный вид их обладательнице.
Она спросила про пиры, и Ли Чжан не мог не ответить. Да ему и самому приятно было разговаривать с таким милым собеседником.
- Наши пиры схожи с вашими, - сказал он, - женщины не присутствуют на них Женщины сидят дома. Но храмовые девушки танцуют на пирах, чтобы усладить взор мужчин. И тут наши народы схожи в традициях.

Во взгляде женщины Ли Чжану прочиталась мольба о помощи. Точно с такой же покорностью утки, которых забивают для императорского стола, кладут головы на деревянную плаху, понимая, что сейчас будут убиты, и понимая, что не могут с этим бороться. А эта женщина была слишком юной, слишком красивой, чтобы тратить себя на утеху невежды и невежи, вроде Тигеллина.
Рука сама потянулась и легла на плечо златокудрой.
- Уступи ее мне сегодня, - сказал Ли Чжан. - Она задела мое сердце.
Тигеллин, выпивший уже много вкусного темного вина, не сразу понял его слова, а когда понял - расхохотался.
- Неужели, я - доверенное лицо и верный друг императора - пожалею волчицы для гостя? Бери, - он столкнул куртизанку со своего ложа и посчитал нужным сделать внушение: - Будь с ним нежна и предупредительна! Если он останется тобой недоволен, отправлю тебя на арену, будешь изображать там любовь с Зевсом в образе быка!
Ли Чжан притянул женщину поближе. Он уже был наслышан и успел посмотреть на жестокие развлечения римлян, которые устраивали оргии с животными публично, считая их занимательным зрелищем. Жестоко было со стороны Тигеллина пугать слабую, ни в чем не провинившуюся женщину, таким наказанием.
- Не бойся, - сказал он так, чтобы услышала только она. - Я не трону тебя и не пожалуюсь советнику. Просто развлеки меня разговором. На этом пиру мало разговаривают, а я соскучился по хорошим собеседникам.

- Нет, не предпочитаю, - о том, что отношения между мужчинами в Риме не считаются чем-то постыдным или шокирующим, Ли Чжан уже тоже был наслышан. Как и то, что просвещенные жители запада насмехались над варварами, которые не разделяли их любви к однополому эросу. - В моей стране есть поговорка: "Для нефритового перста создана нефритовая пещера, а не  медный  таз". И еще в моей стране не считают правильным входить в первую попавшуюся пещеру. А великий мудрец соей родины - учитель Кун, любил повторять, что целомудрие - украшение мужчины.
Он пригубил вино, которым наполнила его бокал златокудрая женщина. Пригубил, и отставил бокал. Воздержание полезно не только в любви, но и в еде, и в питье. Чтобы не утратить разум, лучше всегда быть чуточку голодным, чем чуточку объевшимся.
- Здесь меня зовут Сейрес, - сказал Ли Чжан. - Некоторые зовут Шёлковым человеком, потому что я прибыл из государства, где производится самый прекрасный шелк. А если думают, что я не слышу или не понимаю, зовут варваром, - он усмехнулся, внимательно глядя в юное лицо собеседницы - вдруг смешается или смутится. - Как мне называть тебя? Хочу услышать твое имя и его толкование. На востоке есть учение, что имя определяет судьбу. Я плохой провидец, но могу попробовать.

Ли Чжан невольно залюбовался ею. И ведь она точно была похожа на кошку. Но не на дикую, а на домашнюю. С бубенчиком на дорогом ошейнике, с шерстью, расчесанной от ушек до кончика хвоста.
- Наставница назвала тебя не совсем верно, - улыбнулся он красавице. - В тебе нет грозной красоты львицы. Возможно, таким способом она пыталась придать тебе ту твердость, силу и злость, что необходима женщинам, чтобы выжить в мире мужчин. Я надеюсь, что это имя принесет тебе удачу. А в моей стране тебя бы прозвали Гэ Цзянь - Золотой Шёлк. Потому что твои волосы сияют, как золото, но они не холодные, словно металл, а мягкие, как самая нежная ткань.
Он не удержался и прикоснулся к этим мягким волнам, которые ласкали пальцы, как живые.
- И я не маг, хотя и пришел с востока, - он позволил себе расслабиться рядом с этой ласковой и немного наивной, несмотря на явный опыт в любовных делах, женщиной. - Был бы я магом, то смог бы воспротивится волшебству твоей красоты. А я не могу.

Отредактировано Ли Чжан (2015-07-01 19:45:38)

- Нашим красавицам не нужно обнажаться, чтобы доказывать, что они красивы, - ответил Ли Чжан, пряча усмешку и делая вид, что не заметил соприкосновения руками. - К тому же, мой народ считает, чем больше скрыта тайна, тем она желаннее. Вы сделали из красоты достояние каждого, поэтому она и обесценилась. А у нас красота - как драгоценность. Чтобы познать ее платят, порой, жизнью.
Он отпил вина, и почувствовал, что язык говорит, как будто сам собою.
- Знаешь, какое прозвище было у одной из самых знаменитых красавиц моей родины? Ее звали "Упал гусь".
Увидев изумление в глазах собеседницы, Ли Чжан рассмеялся. Рассмеялся легко и весело, наверное, он смеялся так впервые с тех пор, как отправился в путешествие.
-  Ван Чжаоцзюнь однажды увидел пролетавший мимо гусь, он был так поражен ее красотой, что забыл, как лететь и упал на землю. Вот поэтому у нее такое прозвище. Она была великой женщиной, не только красивой, но еще и очень умной. искусной в беседах, музыке и каллиграфии. У нас говорят, что только хороший воин может научиться владеть кистью. Ван Чжао была настоящим воином, несмотря на свою женскую сущность. Она была горда, очень горда, и мечтала стать женой императора Хань. Для этого собирают самых красивых девушек по всей стране, они проходят экзамен на знание этикета, пения и танцев, потом их портреты рисуют художники, и император выбирает тех, кто займет место "самых драгоценных" и "бесценных", а остальных, просто "драгоценных" ссылают в дальний дворец, где они живут рядом с императором, но тот никогда не видит их лица и не позволяет им стать женами обыкновенных мужчин. Многие девушки дают взятки художникам, чтобы избежать участи "драгоценных". Но Ван Чжао отказалась давать взятку, посчитав, что ее красота не нуждается в нечестном пути. В отместку художник изобразил ее такой, что император отправил Ван Чжао в дальний дворец. Там она провела несколько лет, томясь от одиночества и скуки. Но на империю Хань напали племена гуннов, и их предводитель согласился заключить мир если только получит в жены ханьскую принцессу. Император приказал подобрать на роль принцессы какую-нибудь императорскую наложницу из тех, кого не жалко. "Драгоценные" должны были бросить жребий, чтобы одна из них отправилась в дикую страну гуннов. Но Ван Чжао вызвалась сама. ей настолько надоела уединенная и обыденная жизнь, что она готова была стать женой дикаря, но вырваться из золотой тюрьмы. Портрет Ван Чжао показали императору, и он разрешил ей отправиться в земли гуннов. Когда же бывшая наложница уже сидела в паланкине, готовая к отъезду, император, наконец-то, увидел ее. Он был разгневан и приказал казнить художника, который своей ложью лишил Хань такого сокровища. Но ничего уже нельзя было изменить. и Ван Чжао уехала к гуннам. Она больше не вернулась на родину, но благодаря ее стараниям, гунны не нападали на Хань до самой ее смерти. А ее дочь вернулась в Хань и вышла замуж за ханьского вельможу. Дочь Ван Чжао - моя прапрапрабабка по матери.

Ли Чжан посмотрел на женщину почти с благодарностью. Каждое ее слово дышало искренностью, а нежное личико было таким невинным, лишь в глазах угадывалось доброе, какое-то домашнее лукавство.
- Твои слова согрели сердце чужестранца, - сказал он. - Мне бы хотелось, чтобы ты согрела и мое тело.
Последняя фраза вырвалась сама собой, но Ли Чжан не пожалел об этом. Златовласая женщина нравилась ему все больше и больше. И он не видел причин, почему бы не провести с ней пару вечеров или ночей наедине. Вряд ли она была подослана Тигеллином, а если и была - не вонзит же она ему нож в спину. Пусть шпионит, он будет осторожен.
- Если ты согласна, я заплачу шелком или золотом, или серебром, как скажешь. Скажи, куда прислать за тобой, я отправлю подарки, паланкин и рабов, чтобы тебя сопроводили.
Еще он подумал, что такое сокровище слишком драгоценно, чтобы разменивать его на пьяных пирах. Тигеллин не оценит ни тонкой душевности, ни веселого нрава, поэтому ему, чужестранцу, ценителю прекрасного, надо поскорее насладиться этой красотой. Пока она еще свежа, полна сил и сердечного жара.

Ли Чжан приблизил ее к себе и поцеловал в губы. Поцеловал нежно и осторожно, стараясь не спугнуть чувство привязанности, которое вызвал в этой женщине, столь на него не похожей.
- Ты не останешься в проигрыше, - пообещал он. - и не уйдешь без богатых подарков.
А вокруг них бесновалось римское пиршество - с козлиными головами гостей, пронзительно звучащей музыкой, визгом и смехом куртизанок и звоном посуды, которую швыряли на пол в пьяном угаре.
- Здесь шумно, - продолжил Ли Чжан, - давай сбежим, никому ничего не сказав? Если не хочешь провести ночь у меня, пойдем к тебе. В моих носилках хватит места на двоих. Скажи, где живешь, и мои слуги доставят нас туда.
Они вышли из триклиния, и никто не обратил на них внимания. Многие гости к этому времени поспешили уединиться с прелестными танцовщицами. Одним больше, одним меньше - какая разница?
Глухие носилки, так не похожие на паланкины римлян, ждали во дворе. Ли Чжан первым сел в них и протянул руку златокудрой Лаис. Ночь была особенно хороша - тихая, безветренная, полная прохлады. На небе не было луны, но звезды горели ярко, как тысяча золотых монет, разбросанных по куполу черного неба.