Что касается Юлии, то она вынуждена была прислониться к стене, чувствуя досадную слабость в коленях, едва квестор скрылся из виду. Первым ее побуждением было тут же бросить подаренное украшение, но потом она передумала, и зажала шпильку в ладошке, стыдясь саму себя.
Когда Прима Роза вернулась вместе с купцом, укладывая в корзиночку, сплетенную из листьев, маленькую коробочку, украшенную перламутром, Юлия уже стояла, как ни в чем ни бывало, сложив руки чинно на животе.
- Что ты купила? – наивно спросила она у сестры.
Лицо Примы Розы заиграло весельем, потом она нахмурилась, потом улыбнулась:   
- Лучше тебе этого не знать! - но увидев на лице сестры испуг, все же рассказала, понизив голос до таинственного шепота: - Кармин, чтобы подкрашивать соски!
- Чтобы подкрашивать... - Юлия нахмурилась, обдумывая услышанное, потом неуверенно спросила: - Разве здесь продаются лекарства?
Прима Роза молитвенно воздела руки:
- Марина Маргарита! (Морская Жемчужина - эпитеты Венеры) Ты или глупая, или святая, моя дорогая сестра! Кармин - это не лекарство. Это - краска.
Когда смысл сказанного дошел до Юлии, она покраснела до самых ушей и спросила, отчаянно смущаясь:
- Но зачем она нужна?
- Как - зачем? Чтоы привлекать мужчин! - ответила Прима Роза.
- Твоему мужу это нравится? - изумилась Юлия. Прима Роза расхохоталась.

- Что это ты там прячешь? – Прима Роза вытянула шею, пытаясь разглядеть вещицу, которой Юлия любовалась, сидя в уголочке за комодом.
- Н-ничего, - сестра тут же сложила руки на коленях.
- Ну, не стоит лгать старшей сестричке, - добродушно засмеялась Прима Роза и заставила Юлию перевернуть руку ладонью вверх. – Марина Маргарита! Ты купила это тайком от меня?! Нет, судя по тому, как горят твои щеки… Не украла ли ты ее, моя добродетельная сестра?
Юлия не поняла ее шутки и вскинулась с таким негодованием, что Роза упала от хохота на кровать.
- Рассказывай! – потребовала она.
Рассказ Юлии занял совсем немного времени, после чего Роза перестала смеяться.
Некоторое время она что-то обдумывала, хмуря брови.
- Меня и пугает и радует это, - сказала она, наконец.
Юлия вопросительно посмотрела на нее.
- То, что ты прячешь эту безделушку, то, что ты укрыла ее даже от меня… Юлия, это очень хорошо. Я вижу, он нравится тебе. Не спорь! Глаза твои говорят за тебя. Я очень рада этому. Тебе нужен муж, тебе нужны дети. Вдовой трудно жить. Особенно такой красивой женщине, как ты… Но Эпомармар… Он не подходит тебе. Интересно – почему? Потому что столь горячего мужчину я никогда не встречала. Как не встречала и столь холодной женщины, как ты. Его внимание к тебе настораживает. Я узнаю… Вернее, попытаюсь узнать. Прошу, остерегись пока выходить на улицу. Мне бы не хотелось видеть тебя игрушкой при дворе Нерона. Ты не выдержишь этого.
Прима Роза погрузилась в молчанье, а Юлия снова достала заколку, оглаживая ее кончиками пальцев.

Свадьба понравилась Юлии. Жених был молод, с приятным, веселым лицом. Юлия то и дело перехватывала взгляд Квинты, обращенный на будущего мужа. Сестра жарко краснела и выглядела довольной.
А вот пиршество после свадебного обряда понравилось Юлии меньше. Она вошла в зал вместе с Примой Розой, опасливо держась за ее руку. По настоянию сестры она позволила уложить свои золотистые волосы в новомодную прическу, завив локоны на железный раскаленный прут, но наотрез отказалась надевать что-либо кроме обыкновенной белой столы и бериллового ожерелья. Не пожелала она и красить лица. Прима Роза обиженно дулась, но едва сестры оказались в зале, забыла размолвку. Места их оказались возле фонтана, здесь было не так душно.
Юлия ела мало, украдкой оглядываясь по сторонам. Флейтистки старались во всю, от натуги выпучивая подведенные глаза, гости подпевали, иные щелкали орехи и бросали скорлупу прямо на пол. Мужчины вальяжно возлежали, облокотившись на подушки из тончайшей кожи, женщины обмахивались веерами. У Юлии не было веера. Брат отдал ее погнутый золотой ювелиру для починки, и он еще не был готов.
Рассмотрев наряды присутствующих матрон, Юлия пришла к выводу, что Прима Роза была права - она слишком проста и провинциальна для такого общества. От этого вид у нее стал еще более высокомерный, и хотя многие патриции были очарованы красотой молодой вдовы, никто не осмеливался подойти к ней для разговора.
Юлия не замечала пылких взглядов. От духоты и аромата благовоний, которыми окуривали комнату, у нее заболела голова. Прима Роза почти не обращала на нее внимания, высматривая кого-то.
- Кого ты ждешь? - наивно спросила Юлия. - Брат сказал, что придет поздно, он хочет удостовериться что у новобрачных всего вдостоль и их не слишком одолевают уличные крикуны.
В Риме была традиция - если где-то играли свадьбу, всегда находились насмешники, которые устраивали у дома новобрачных кошачьи концерты, требуя богатых подарков за тишину. Те, кто отказывался платить, вынуждены были слушать дикие вопли до самого рассвета. Гней распорядился раздать "вопящим" десять горстей серебра и двадцать меди, и держал еще пять горстей серебра наготове, если вопящие окажутся слишком жадными.

Внезапно раздались смех и приветственные возгласы и сразу же музыка флейтистов сменилась другой, незнакомой, с волнующим покачивающимся ритмом. Юлия никогда не слышала подобного. Пронзительные дудки запели однообразную мелодию, а сухой перестук барабана напоминал не то биение сердца, не то неторопливую поступь. Заинтересованная матрона подняла глаза и увидела танцовщицу. Совсем юную девушку. Именно на нее сейчас было обращено внимание всех присутствующих. Да и сама Юлия не смогла отвести от танцовщицы взгляда.
Девушка была невысокого роста, смуглая, с длинными змеистыми косами, перевитыми черными, в узорах, лентами. И грудь, и руки ее были совершенно обнажены, если не считать многочисленных бус, цепочек и подвесок, украшавших ее стройную, крепкую шею. Юбка из легкого газа в свете лампионов просвечивала насквозь и не скрывала ног, украшенных на щиколотках звенящими браслетами.
Юлия затрепетала от подобного бесстыдства, но продолжала смотреть.
Танцовщица гибким шагом обошла пирующих, указывая пространство, где собиралась танцевать. Движения ее рук напоминали змей, бедра колыхались мелко-мелко, словно бы сами по себе.
Остановившись, танцовщица закинула руки за голову и начала исполнять странный танец, покачивая бедрами и извиваясь, как в родовых судорогах. Цепочки на ее шее зазвенели в ритм музыке, мужчины в зале восторженно завопили, поднимая чаши над головой. Танцовщица откинулась назад, выгибаясь так, будто позвоночник у нее отсутствовал вовсе. Юлия видела, как по вискам ее потекли тонкие струйки пота, но девушка, не переставая улыбаться, стала медленно вращать бедрами, выписывая круги сначала в одну сторону, потом в другую. Веки ее полузакрылись, из-под ресниц насмешливо поблескивали темные, как агат, глаза.
Странное волнение охватило Юлию. Она задрожала, и крепко стиснула в пальцах чашу с нетронутым вином. Она так и не пригубила его за весь пир, но сейчас ощутила непонятное головокружение, будто была пьяна.
Тем временем танцовщица выпрямилась. Дробный перестук барабанов стал громче и быстрее, звенящие бубны вплелись в мелодию. Девушка подпрыгнула и застыла подобно статуе, начав мелкую тряску бедрами. Монеты на ее поясе зазвенели, бедра колыхались все быстрее и быстрее.
Мужчины слово сошли с ума. Они повскакивали со своих мест, разразившись криками. Некоторые свистели, некоторые хлопали в ладоши. Особо пьяные гости выкрикивали непристойные предложения, требуя танцовщицу назначить час свидания. Юлия закрылась полой столы, испуганная происходящим, и отвернулась от постыдного зрелища. Но глаза ее не нашли покоя - рядом с ней возлежал Эпомармар. Возлежал и улыбался как ни в чем не бывало, словно всю жизнь провел рядом.

Юлия слабо вскрикнула, но ее вскрика не услышал никто в зале – бубны и барабаны оглушительно гремели, танцовщица вертелась перед пирующими, вскидывая  острые груди с подкрашенными кармином сосками. Даже ради пира квестор не сменил излюбленную тунику, обнажавшую его мускулистые ноги. На голове у него был  венок, придававший ему вид фавна. Юлия смотрела на него, приложив руку к груди. Ей казалось, что сердце сейчас выскочит. Эпомармар заметил этот жест, и губы его раздвинулись в медленной, чувственной улыбке.
- Нет! Мои глаза не видели более возмутительного зрелища!  – Юлия выпрямилась немного резче, чем следовало. Набросив на голову край столы, она попыталась отвернуться от ищущих глаз квестора. Его взгляд смущал ее и повергал в страх и негу одновременно. Она едва ли смогла бы связно объяснить, что чувствует в присутствии этого мужчины. Несомненно было одно – каждое его появление было подобно удару молнии.

- Оставь меня, - так же шепотом ответила Юлия, тщетно пытаясь отвернуться. – Мой брат…

Юлия промолчала. Она не знала, что ответить. Разговор казался ей лишенным смысла. Воспользовавшись ее замешательством, квестор подозвал раба с корзиной розовых лепестков и, зачерпнув полную горсть, осыпал ими Юлию с головы до ног. Она зажмурилась, всем существом своим ощущая касание лепестков и тепло, исходящее от колена мужчины, сидевшего рядом. Колено это было в опасной близости от ее бедра. Даже сквозь ткань столы она чувствовала, какие железные мускулы у квестора. Внезапно ей захотелось погладить и его обнаженные руки. Интересно, а там такие же твердые мышцы?
Юлия покраснела и спрятала лицо в ладонях. Близость этого мужчины превращала ее в чудовище.
- Мне не нравится здесь, - сказала она. – Где мой брат? Я хочу уехать домой.

Когда квестор заговорил о ее брате, Юлия промолчала. Она не знала, что ответить. Разговор казался ей лишенным смысла. Когда же, воспользовавшись ее замешательством, собеседник осыпал ее розовыми лепестками с головы до ног, она даже не воспротивилась. Лишь  зажмурилась, всем существом своим ощущая касание лепестков и тепло, исходящее от колена мужчины, сидевшего рядом. Колено это было в опасной близости от ее бедра. Даже сквозь ткань столы она ощущала железные мускулы. Внезапно ей захотелось погладить и его обнаженные руки. Интересно, а там такие же твердые мышцы? Она тут же упрекнула себя за столь развратные мысли и покраснела так, что стало заметно даже в свете факелов.
Будто прочитав ее мысли, квестор приник и заговорил голосом, подобном сладкой патоке, смешанной с медом. Когда смысл слов достиг сознания Юлии, это оказалось уже слишком для такой впечатлительной и целомудренной натуры.
Свет померк, и Юлия лишилась чувств.

К счастью, обморок был неглубокий. Юлия глубоко вздохнула и очнулась. И совсем близко увидела лицо любимца Марса, а руки его совершенно беззастенчиво обнимали ее прямо посреди пира. Первое, что она сделала – негодующе вырвалась из объятий квестора. Она поправляла прическу, бросая на него грозные взгляды. Но сказать по-правде, никто из пирующих ничего не заметил. Мужчины были пьяны и увлечены женщинами, женщины - пьяны и увлечены мужчинами.
Подошел Гней Юлий, он был встревожен.
- Что с тобой, милая? – спросил он, целуя Юлию в щеку.
- Я хочу домой, - сказала она. – Отправь меня.
- Конечно, сейчас же, - сказал ее брат, любовно поправляя на ней столу помогая подняться. – Почему ты одна? Где Прима Роза?
- Она оставила меня почему-то, - ответила Юлия, доверчиво прижимаясь  брату. – Мне плохо здесь, я устала, мне страшно.
- Я сейчас же отправлю раба за лектикой, - пообещал Гней. Он кивнул квестору: - Спасибо тебе, что не оставил мою сестру.
Юлия не удостоила Квинта Цезия добрыми словами, зато взгляд ее был злобным, как у капитолийской волчицы, когда она еще не нашла Ромула и Рема.

В темноте лектики пахло мускусом и амброй. Юлия чувствовала себя неуютно на чужих подушках. Хотя, сказать по-правде, подушки были из лучшего шелка - прохладные даже в такую жару. В конце концов, она прижалась щекой к холодной, скользкой ткани. И только смежила глаза, как словно наяву услышала голос сестры, которая рассказывала, что сам император и его приближенные использовали лектики не для передвижения по городу, а для занятий любовью почти прилюдно. Говорили, что кровь закипает жарче, если от возможных зрителей тебя отделяет лишь тонкая ткань.
Юлия подскочила, как ужаленная. Она села, обхватив колени. Сколько любовниц катались здесь вместе с квестором? Щеки ее снова жарко запылали. Но не от негодования, что подобные мысли посетили ее смущенное сердце, а оттого, что картины, которые пронеслись в ее сознании, были одинаково бесстыдными и соблазнительными.
Оказавшись дома, она первым делом пожелала принять ванну, словно стремилась смыть все воспоминания о пире и квесторе. Но ее одежда пропахла мускусом, и Юлия не потребовала другую. Засыпая, она слушала, как в саду пел пересмешник, и на сердце было сладко-сладко. Но матроне эта сладость казалась недостойной, и последней ее мыслью перед погружением в сон было обещание посетить завтра храм Венеры. Кто, как не прародительница их рода, могла бы помочь своей далекой правнучке избавиться от недостойных чувств?

Юлия с любопытством посмотрела на безделушку, размышляя, для чего она нужна. Прима Роза, как-будто подслушала ее мысли. Она вытащила палочку-стилос и макнула один ее кончик во флакон из алебастра (запахло розовым маслом), а потом - в баночку. Там был черный порошок, которым Прима Роза щедро подвела веки и зачернила брови. Юлия нахмурилась, не понимая, выиграла ли внешность сестры от подобных хитростей или нет. С одной стороны, взгляд стал выразительнее, глаза казались ярче, но лицо утратило нежность и превратилось в маску.
Потом наступил черед круглой шкатулки из розового оникса, в которой была жирная красная паста. Взяв немного пасты на кончик пальца, Прима Роза подкрасила губы, превратив их в лепестки алой розы. Сходство с маской усилилось, но Юлия должна была признать, что судя по отражению в зеркале, теперь она совсем потерялась рядом с яркой красотой сестры. Ее собственное лицо выглядело как бледное пятно, сливающееся с белокурыми кудрями, а глаза казались двумя темными кругами.
Она с досадой отодвинулась от зеркала. С досадой не на сестру, а на самое себя. Никогда раньше она не придавала такого значения внешности, считая, что лучшее украшение женщины - скромный нрав и умение вести хозяйство. Но теперь она поймала себя на мысли, что завидует Приме Розе. А ее намеки на вчерашние события совсем рассердили матрону.
- Ты скрылась! - сказала она обиженно. - Как я могла отделаться от этого человека, если рядом не было ни старшей сестры, ни брата? И ты сама предостерегала меня от него, а теперь будто довольна, что он преследует меня!

- Не богохульствуй! - Юлия Терция испугалась по-настоящему. - Ты же знаешь, что богини завистливы и мстительны! Как можешь говорить такое, не боясь их гнева?
Она надула губы и отвернулась. Нет, ей вовсе не нужна эта чудо-рабыня. Потому что ей ни к чему уподобляться презренным лицедеям и разрисовывать лицо, подобно фреске на стене виллы. Ей ни к чему привлекать излишнее внимание, ведь ее удел - вдовство, оплакивание покойного мужа и размеренная жизнь в деревне. она почти пожалела, что приняла приглашение на свадьбу Квинты. Эта поездка растревожила ее сердце, смутила ум и разожгла плоть. Но все вернется на круги своя, когда она окажется в привычных стенах виллы Сновидений, будет следить, как растет в огороде капуста, как рабы стригут овец и перемалывают зерно. А все это - соблазнительные речи квестора, его горящие глаза, возмутительные рассказы Примы Розы, весь этот развратный город останутся позади. И будут вспоминаться потом, как странный, яркий и неправдоподобный сон.

Юлия только всплеснула руками. Возражать Приме Розе было бы поступкам бессмысленным, да и хозяйская расчетливость подсказывала ей, что не надо слишком рьяно отказываться от рабыни, обещавшей достаться совершенно бесплатно.
Дверь снова приоткрылась, и в конклав проскользнула стройная смуглая девушка, почти ребенок, с милым личиком и тонкими руками. Ее черные вьющиеся волосы были уложены в простую, но очень изящную прическу, а темные глаза были огромными и печальными, как у серны. Юлии девушка сразу понравилась, и она улыбнулась ей приветливо.
Рабыня не ответила на улыбку, лишь глаза ее испуганно метнулись в сторону Примы Розы, она даже не решилась спросить у хозяйки, зачем ее позвали, и стояла перед матронами в робком ожидании.

Юлия никогда не любила грозить рабам, а уж тем более прибегать к телесным наказаниям. Что бы там не говорила сестра, а рабы - это те, кто постоянно находятся рядом, заботятся о тебе,одевают, кормят, прислуживают за столом. Невозможно представить, чтобы тебе служили, глядя с ненавистью. Такого она никогда не понимала. Матрона встала со складного стула, на котором расположилась, пока сестра прихорашивалась у зеркала, подошла к Сире и положила руку на кудрявую голову.
- Не плачь, девушка, - сказала она глубоким голосом. - Моя сестра просто хочет, чтобы ты временно пожила в моем доме. Уверена, что скоро она велит тебе вернуться, и твоя жизнь потечет по-прежнему. Я не стану удерживать тебя, если твоя госпожа захочет забрать обратно свою искусную космету.
Рыдания прекратились, и рабыня посмотрела на Юлию с доверчивой надеждой.
- Я не стану удерживать тебя при себе, - повторила матрона.
- О, добрая госпожа! - забормотала Сира, ползая у ног Юлии и целуя уже ее сандалии.
- Можешь собрать вещи и идти в дом сенатора Гнея Юлия, - велела новая хозяйка. - Я уезжаю из Рима через два дня. У тебя будет время попрощаться с дорогими тебе людьми. Не беспокойся, - тут Юлия с улыбкой взглянула на сестру, - твоя разлука с ними не будет долгой.
Сира еще раз горячо расцеловала ноги доброй госпожи и покинула конклав.